Профессиональные откровения пластического хирурга

Доктор  Гогиберидзе: — Там еще учились такие известные хирурги как Корчак, Прокофьев, Заделов. Там кафедра челюстно-лицевой хирургии, основательницей которой была Дмитриева Валентина Станиславовна, и она в принципе стоит у истоков основания самой специальности «челюстно-лицевая хирургия» из общей хирургии, а затем и создала кафедру челюстно-лицевой хирургии. Ее ученики такие известные люди, как Неробеев, Осипов и т.д. Таким образом, получается, что да, одна из сильнейших.

Корр. — Существует ли какой-то клуб выпускников этой кафедры среди пластических хирургов, поддерживаете ли вы отношения с коллегами с учебной скамьи?

Д. Г. — Ну, мы как РУДН-овцы общаемся между собой, даже не как пластические хирурги.

Корр. — Вы оперируете только в своей клинике (Оттимо) или также и в других?

Д. Г. — Я оперирую только здесь, в Оттимо. Я был приглашен в Beauty Medical Clinic для проведения нескольких операций по ринопластике и пластике груди, но там я не работаю и никакого отношения не имею.

Корр. — В вашей клинике (Оттимо) вы проводите широчайший спектр пластических операций. Можете ли назвать свои личные предпочтения, операции наиболее интересные лично для вас, так сказать, «любимые»?

Д. Г. — Около 45 % моих операций это пластика носа, также очень много операций по изменению формы и увеличению груди и довольно много по фейслифтингу и блефаропластике. Любимые среди них — ринопластика и увеличение молочных желез.

Корр. — Есть ли у вас в клинике свои уникальные методики, неизвестные другим клиникам Москвы? Что заставляет людей идти к вам кроме рассказов довольных знакомых — бывших ваших пациентов?

Д. Г. — Я делаю операции по времени достаточно быстро, по восстановительному периоду малотравматично. Что касается конкретно ринопластики, я думаю, что базово мы все делаем ее одинаково, но результат как раз — таки зависит от тех мелких деталей и нюансов, которые у каждого хирурга вырабатываются свои. У меня этот эффект достигается за счет опыта и выбора именно того хода, при котором операция проходит с наименьшей кровопотерей, травмой тканей и т.д.

Корр. — Какие из пластических операций пользуются наибольшей популярностью у ваших пациентов и почему с вашей точки зрения?

Д. Г. — Почему? Наверное, потому, что идет результат хороший. Наша цель при большом количестве операций оперировать так, чтобы было мало последующих коррекций. Я всегда разделяю операции на эстетические и связанные с возрастными изменениями. Что касается вторых, тут понятно, что идут пациентки определенного возраста на устранение морщин, круговую подтяжку, веки и т.д.

Насчет эстетических, то тут что в основном волнует женщин, да и мужчин тоже? Это нос, потому, что форма носа- это личный комплекс у человека и здесь не вправе переубеждать человека. Если я слушаю пациентку на консультации и понимаю, что она хочет сделать эту операцию, понимаю, что лучше ей помочь и правильно сделать.

Ну и увеличение молочных желез. Если их нет, значит, женщина хочет, чтобы они были, если они есть, но после родов или кормления потеряли форму и женщина чувствует себя дискомфортно, то делаем.

Корр. — Сколько в среднем пациентов оперируется в месяц и каков примерный портрет вашей пациентки (возраст, род занятий, желания пациентов), как поменялась картина пациентов за последние 5—10 лет?

Д. Г. — Операций очень много каждый день. Насчет возраста: в возрастных операциях — понятно, это после 35 лет обычно. В эстетических операциях это обычно от 20 и старше. Люди самые разные: и студентки, и менеджеры, и богатые люди, и очень богатые.

Картина, правда, поменялась. Если раньше на пластику шли люди, которые собирали деньги на операции и подходили к этому вопросу очень серьезно, то на сегодняшний день, во-первых, контингент помолодел, во-вторых, идут практически все слои населения.

Еще пациенты стали более грамотные, они уже идут ко мне по сарафанному радио. Остальные тоже информированы: кто через Интернет, кто из журналов и т.д.

Корр. — В своей клинике вы уделяете много внимания реабилитации пациентов, с чем это связано? какие технологии используются для минимизации рисков во время операций и облегчения жизни пациентов сразу после операции?

Д. Г. — У нас клиника включает косметологию и пластическую хирургию. И нередко моим пациентам после хирургии необходимо получить какой-то косметологический уход. Иногда это курс физиотерапии с препаратами, направленными на рассасывание отека, иногда с устранением лимфостаза, всяких застоев и прочее. При необходимости пациенты, сделавшие у нас операцию, получают хорошие скидки на все эти процедуры.

А для минимизации рисков — опыт, современный инструментарий, подобранный под руку, удобный хирургу, все в принципе имеет значение.

Корр. — Как вы относитесь к модной сейчас методике эндоскопических операций?

Д. Г. — Это не такая уж современная методика. Просто объективно существуют операции, когда нужно использовать эндоскопию, а существуют, когда их не нужно делать. И показания к эндоскопическому лифтингу очень ограниченные. Это должны быть достаточно молодые пациентки, это достаточно ограниченная зона подтяжки — лоб и иногда область скул. Например, шею эндоскопией не сделаешь, тут нужно нормальное знание анатомии и полноценное вмешательство.

Потом заблуждением является то, что после эндоскопического лифтинга не остается маскообразности лица, я лично видел немало примеров обратного. Здесь все зависит не от пациента, а только от хирурга.

Я лично не владею техникой эндоскопических операций и не считаю это необходимым. Я могу делать только эндоскопический лифтинг лба.

Корр. — Вы являетесь действительным членом действительный член Европейской Конфедерации Пластической Реконструктивной Эстетической хирургии, расскажите, как вы взаимодействуете со своими иностранными коллегами? Чем на ваш взгляд зарубежный подход в этой области отличается от российского?

Д. Г. — Да, я, правда, знаю очень много хирургов за границей. Видимся во-первых часто на конференциях. Раз в год проходит Международная конференция, потом раз в два года Европейское общество собирается, потом выезжаю часто в Испанию по ринопластике, в Италию. Или, если есть возможность, я либо сам еду, либо вместе с обществом.

Вот в феврале планируем ехать в Австралию, там будет большой конгресс. Плюс у меня есть хорошие хирурги знакомые во Франции, в Германии, в Америке — это уже личные контакты.

Ничем они особо от нас не отличаются. В подходе сеть разница между европейскими хирургами и американскими. Мне лично кажется, что европейская школа более щадящая для пациентов. У американской школы, я обратил внимание, сильное перетягивание лица. Наши женщины же хотят выглядеть естественно.

А в вопросе пластики груди, Россия имеет больше опыта, чем Европа, а в сравнении с США мы вообще далеко впереди по опыту работы с силиконовыми имплантантами. Там же был запрет на их использование в течение 10 лет, и они были вынуждены ставить физрастворовые имплантанты, которые, кстати, имеют не очень хорошие результаты.

Таким образом, Россия, в частности Москва, ничуть не отстает и вполне может сравниваться с французской школой, итальянской, бразильской.

Корр. — Значит, правда ли что к нам едут из-за границы?

Д. Г. — Да, это правда, едут еще как.

Корр. — Среди пациентов пластических хирургов встречаются разные люди, в том числе те, проблемы которых не во внешних недостатках, а во внутренних комплексах. Как вы поступаете в таких случаях, когда видите, как врач, что пациенту не нужна пластическая операция?

Д. Г. — Это непростой вопрос. Если после беседы ты видишь, что человек физически и психически здоров, и это, правда, какой-то комплекс и человек видит его и считает, что нужно его реально исправить — это его личное дело. Здесь надо взять и сделать по двум причинам. Во-первых, потому что она этого хочет и она здорова, во-вторых, потому что она просто пойдет к другому хирургу и сделает, какой смысл тогда ее выгонять? Есть вариант еще, что я понял, чего она хочет, а другой хирург может этого не понять.

Другой вопрос, если это навязчивая идея и человек неадекватен. Или человек не до конца осознает серьезность пластических операций, он думает, это как в парикмахерскую пришел. Есть просто психически неуравновешенные люди, вот их нужно стараться как-то отговорить от операции, может быть даже перенаправить к психотерапевту и т.д.

Корр. — Многие клиники и врачи выпускают именные линии лекарств и послеоперационной косметики. Собираетесь ли вы выпускать подобную «авторскую» косметику и почему?

Д. Г. — Нет. Я не косметолог и не занимаюсь кремами и баночками, я в этом ничего не понимаю. Я занимаюсь только пластической хирургией.

Корр. — Как вы считаете, с чем связан бум пластических операций в наше время, особенно вреди молодежи, их доступностью, влиянием СМИ или чем-нибудь еще?

Д. Г. — И с доступностью, и с влиянием. Даже не влиянием, а с тем, что люди стали к этому спокойнее относиться, об этом много говорят, получают информацию об этом. В том же Интернете — вы же посмотрите, как там стало много информации за последние 6 лет, ведь до 2001-го ничего не было. Теперь человек может зайти и всю свою 1000 вопросов задать там или найти ответ.

На телевидении сначала был нездоровый интерес, теперь здоровый интерес. А так, очень много людей, неудовлетворенных своей внешностью было и в советское время, но они тогда не знали ни куда обратиться, ничего.

Потом опыт у хирургов был по некоторым операциям минимальный. Это такие операции, как ринопластика и вообще молодая операция — увеличение груди при помощи имплантантов. Весь опыт по ним приобретался за последние 10 лет, я сам это помню. Но мне повезло с этим, я прошел хорошую школу ринопластики: я видел как оперируют на кафедре, я видел как оперирует один грузинский хирург, я видел как оперирует лор-хирург, как оперируют французы, итальянцы. И вот из этого всего сложилось что-то свое.

Корр. — Чем еще кроме работы вы интересуетесь? Продолжаете ли учебу или сами преподаете на родной кафедре РУДН? Пишите ли научные работы и где их можно найти?

Д. Г. — Ну, учиться приходится всегда, на тех же конференциях, даже если ничего нового не увидишь, хотя бы напомнишь себе что-то. Литературу специальную постоянно просматриваю, какие-то журналы, монографии. Какой-то случай если вдруг происходит неординарный, он все равно доходит и обсуждается нами. Что касается преподавания, то речь идет о лекциях на кафедре челюстно-лицевой хирургии факультета повышения квалификации мед. работников.

Насчет хобби, это сложно. У меня времени на это просто нет. Когда меня спрашивают, что я делаю после работы, я говорю: «Я работаю дальше». А так машины люблю…

Корр. — Вы являетесь обладателем Российской премии в области красоты и здоровья «ГРАЦИЯ» в номинации «Лучший пластический хирург 2006» — расскажите, как вам это удалось и что изменилась ваша жизнь после получения этого почетного приза?

Д. Г. — Я думаю, что это как раз за счет количества пациентов. Там же голосование пациентов учитывалось.

Ничего не изменилось после этого. Как было стабильное количество пациентов, так оно и осталось, как записывались за 1,5 месяца вперед, так они и записываются. Просто теперь они еще и об этом знают. Так что ответственности больше навалилось…

Корр. — Как, по-вашему, можно ли сказать, что российская хирургия является одной из ведущих в мире?

Д. Г. — Да, можно. Я считаю, что пластическая хирургия в России представлена очень хорошо, ведь у нас существуют целые школы или направления. Это московская школа, хотя в ней еще есть много подшкол, это Екатеринбург, это Питер.

И есть четкое разделение пластических хирургов на реконструктивных и эстетических, и их нельзя путать. Я например — эстетический хирург и знаю свое дело от и до. Я не занимаюсь тем, чем занимаются ожоговики или микрохирургии, хотя это тоже пластическая хирургия. Каждый должен заниматься своим делом и заниматься им хорошо.